Неточные совпадения
Очень рад; я люблю врагов, хотя не по-христиански. Они меня забавляют, волнуют мне кровь. Быть всегда настороже, ловить каждый взгляд, значение каждого слова, угадывать намерения,
разрушать заговоры, притворяться обманутым, и вдруг одним толчком опрокинуть все огромное и многотрудное
здание из хитростей и замыслов, — вот что я называю жизнью.
Клим Самгин подумал: упади она, и погибнут сотни людей из Охотного ряда, из Китай-города, с Ордынки и Арбата, замоскворецкие люди из пьес Островского. Еще большие сотни, в ужасе пред смертью, изувечат, передавят друг друга. Или какой-нибудь иной ужас взорвет это крепко спрессованное тело, и тогда оно, разрушенное,
разрушит все вокруг, все
здания, храмы, стены Кремля.
Наискось, почти напротив дома Самгиных, каменщики
разрушали старое, казарменного вида двухэтажное
здание, с маленькими, угрюмыми окнами, когда-то окрашенное желтой краской...
Логика влюбленных, иногда фальшивая, иногда изумительно верная, быстро возводит
здание догадок, подозрений, но сила любви еще быстрее
разрушает его до основания: часто довольно для этого одной улыбки, слезы, много, много двух, трех слов — и прощай подозрения.
На третий день они обрели пустое
здание, которое ангел
разрушил и вместо него построил новое.
У одного старца ты утопил блюдо, у другого удавил сына и
разрушил потом пустое
здание?..» Тогда ему ангел отвечал: «Мне повелел это бог: блюдо было единая вещь у старца, неправильно им стяжанная; сын же другого, если бы жив остался, то великому бы злу хотел быть виновен; а в
здании пустом хранился клад, который я разорил, да никто, ища злата, не погибнет здесь».
Все поколения русской художественной семьи, начиная с тех, которые видели на президентском кресле своих советов императрицу Екатерину, до тех, при которых нынче обновляется не отвечающее современным условиям екатерининское
здание, — все они отличались прихотничеством, все требовали от жизни чего-то такого, чего она не может давать в это время, и того, что им самим вовсе не нужно, что разбило бы и
разрушило их мещанские организмы, неспособные снести осуществления единственно лишь из одной прихоти заявляемых художественных запросов.
— Кто сказал что нельзя убивать, жечь и грабить? Мы будем убивать, и грабить, и жечь. Веселая, беспечная ватага храбрецов — мы
разрушим все: их
здания, их университеты и музеи; веселые ребята, полные огненного смеха, — мы попляшем на развалинах. Отечеством нашим я объявлю сумасшедший дом; врагами нашими и сумасшедшими — всех тех, кто еще не сошел с ума; и когда, великий, непобедимый, радостный, я воцарюсь над миром, единым его владыкою и господином, — какой веселый смех огласит вселенную!
И живой человек, возведенный в сан пророка, с добродушною усмешкою
разрушает стройное
здание своего «жития» и делает на полях рукописи такое замечание: «Никакого протеста я не чувствовал, а очень любил веселиться в казанском, тогда очень хорошем обществе».
— Вам, понятно, неудобно предложить молодому Алфимову
разрушить то самое
здание, которое построено им при вашем содействии… Это вызовет с его стороны вопросы недоумения и, наконец, у него возникнет подозрение в вашей искренности, и он даже, сделав по вашему — не сделать он не посмеет, у вас есть средство его заставить…
И всякий раз как муха прикасалась к его лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его
здания, муха не
разрушала его.